Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения] - Петр Киле

Все проваливаются куда-то с треском и с шумом, вспыхивает пламя и обволакивается дымом.

Сцена 2

Агора, площадь для проведения Народного собрания среди административных и культовых сооружений: у ограды и стен Круглой палаты (здания Совета) каменная трибуна, перед которой амфитеатром расположены деревянные скамьи; поблизости два или три алтаря, храм Ареса, торговые лавки. Под платанами на скамьях и вокруг народ кучками; слышны то возмущенные голоса, то смех.

1-й  а ф и н я н и н. Что же это за несчастье новое обрушилось на Афины? За одну ночь все гермы, сколько их ни стоят у общественных и частных домов, подверглись нападениям каких-то злоумышленников и весьма пострадали.

2-й  а ф и н я н и н. Отбиты носы и бороды и это самое - фаллосы. Такого еще не бывало!

3-й  а ф и н я н и н. Злая, неуместная шутка!

2-й  а ф и н я н и н. Шутка? Святотатство! Андокид заявил, будто бы у него есть свидетельства нескольких рабов и метеков, которые донесли, что Алкивиад и в другом случае изуродовал статуи богов, стало быть, и этот случай - его проделки в пьяном виде. И еще не все. Андокид прослышал, будто у себя дома Алкивиад разыгрывал Элевсинские мистерии.

4-й  а ф и н я н и н. И это все Алкивиад, наш стратег, вдохновитель похода афинских кораблей с войском в Сицилию, готовых уже к отплытию? Дел у него мало?

2-й  а ф и н я н и н. Я говорю только о том, о чем Андокид толкует.

4-й  а ф и н я н и н. Андокид толкует, бегая по площади, а Фессал, сын Кимона, уже подал жалобу с обвинением Алкивиада в поругании Деметры и Коры.

3-й  а ф и н я н и н. Это очень серьезное обвинение. Что там гермы!

4-й  а ф и н я н и н. В таком бесчинстве с гермами должна быть причина, а не просто буйство молодых людей, переходящих все границы разумного под влиянием чистого, не смешанного с водой вина; но чтобы они бегали по всему городу, да еще впотьмах, а ночи ныне темные, новолуние, - это уж слишком. Скорее можно подумать на коринфян.

3-й  а ф и н я н и н. И правда! Ведь сиракузяне были колонистами Коринфа, и у коринфян есть весьма веские причины задержать или сорвать поход афинских кораблей с войском в Сицилию. Как ни суди, случай с изуродованием герм - дурное предзнаменование, и день отплытия благоразумно перенести на более поздний срок.

4-й  а ф и н я н и н. Чтобы в Сиракузах успели прознать о походе заблаговременно. Нет, нет, тут вам уже не шутки Алкивиада!

                 Показываются Критий и Ферамен.

К р и т и й. А где Андокид?

Ф е р а м е н. Ты не слыхал? У дома Андокида стоит герма, одна не тронутая среди прочих поблизости. Друзья Алкивиада среди судей, чтобы отвести от него подозрения, заявили архонту-базилевсу, что Андокид должен объяснить, почему его герма одна цела, а другие изуродованы; его вызвали в суд и тут же посадили в тюрьму.

К р и т и й. Он выдаст нас!

Ф е р а м е н. Не думаю. Ведь в этом случае все мы погибли, и он первый; оставшись вне подозрений, мы скорее можем спасти его, тем более, как слышно, Алкивиад совершил куда более серьезное преступление - профанацию Элевсинских таинств. О гермах скоро забудут.

К р и т и й. Как! Не стоило нам вмешиваться в ход событий?

Ф е р а м е н. Тсс!

К р и т и й. Теперь Алкивиаду впору скрыться и, вместо похода в Сицилию, отправиться в изгнание.

Ф е р а м е н. Да, узнав об иске Фессала, Алкивиад, говорят, испугался, ускакал в Пирей, где собрались войска, но, услышав, что матросы и тысяча гоплитов из аргивян и мантинейцев говорят открыто, что они отправляются в далекий поход за море только из-за Алкивиада и не потерпят какой-либо несправедливости по отношению к нему, ободрился и явился в суд, чтобы выступить с защитой.

К р и т и й. Назначен суд?

Ф е р а м е н. Нет. Архонт и многие из судей догадались, - я с ними успел переговорить, - что народ, поддержав Алкивиада с походом в Сицилию, будет снисходителен к нему, и ему легко удастся оправдаться, и решили судебное разбирательство затянуть и даже отложить до возвращения Алкивиада с похода, что, конечно, его не устраивает, и он намерен сейчас выступить на Народном собрании.

К р и т и й. На чем же он станет настаивать?

Ф е р а м е н. Ясно, на чем: на снятии с него обвинений.

К р и т и й. А ты выступишь?

Ф е р а м е н. Лучше бы тебе выступить, Критий.

К р и т и й. Мне народ не поверит, ведь во мне видят противника демократии и Алкивиада. Выступить должен ты, Ферамен.

Ф е р а м е н. Да. Первым выступит Никий. Он воспользуется случаем и предложит отложить поход. Вот он идет к трибуне. (Уходит.)

4-й  а ф и н я н и н (надев на голову миртовый венок). О мужи афиняне! Вы не послушались меня и против воли назначили стратегом, чтобы своей осторожностью и, надо думать, мудростью, свойственной старости, я уравновесил пылкость Алкивиада. Видно, и боги не одобряют сицилийского дела. В изуродовании герм, кто бы это ни сделал и какую бы цель ни преследовал при этом, нельзя не видеть дурного предзнаменования. При таковых обстоятельствах разумно отложить поход в Сицилию, по крайней мере, на какое-то время. Вы видите, уже по всему городу на воротах висят изображения, напоминающие вынос покойников, завтра, в день отплытия кораблей в поход, женшины, справляя праздник Адониса, станут распевать похоронные песни, бить себя в грудь, подражая погребальным обычаям. О мужи афиняне! Нельзя не видеть, что все знамения не благоприятствуют нам!

Гул одобрения и смятения. К трибуне выходит Ферамен.

Ф е р а м е н (в миртовом венке). О мужи афиняне! Все важнейшие решения в связи с сицилийским делом приняты; снаряжены корабли, собраны войска, избраны стратеги, назначен день отплытия. Нежданно происходят происшествия, весьма странные: изуродование герм по всему городу за одну ночь и якобы розыгрыш Элевсинских мистерий, - и все это приписывается Алкивиаду, известному всякими шалостями в пьяном виде. Я не говорю, - это дело судей, - он виновен или нет. Но нелепо было бы, чтобы человек, выбранный полновластным стратегом таких крупных сил, теперь, когда войско и союзники уже готовы к выступлению, терял драгоценное время, ожидая, пока окончится жеребьевка судей и судебная процедура, отмеряемая водяными часами. Итак, пусть он теперь отплывает в добрый час, а после окончания войны явится сюда, чтобы защищаться согласно тем же законам.

                              Гул одобрения.

Г о л о с а. Праздник Адониса женщины выдумали! Пусть поют и плачут в свое удовольствие, а война - наше дело! Ферамен прав!

   К трибуне выходит Алкивиад, надевает на голову миртовый венок.

А л к и в и а д. Мужи афиняне! Знамения никогда не бывают однозначны, их подлинный смыл прояснивается нередко лишь впоследствии. Есть же знамения ложные, особенно те, которые основаны на неблаговидных делах людей. Готовясь к великому походу, с вашего полного одобрения, я мог лишь молиться богам, но не вступать в войну с ними. Но как бы то ни было, было бы возмутительным посылать стратега во главе таких больших сил с тяготеющим на нем недоказанным обвинением. Если я не смогу защититься, меня следует казнить, если же я оправдаюсь, то смогу выступить против врагов Афин, не опасаясь доносчиков.

Г о л о с а. Не о тебе речь, Алкивиад! Ферамен прав! Голосуем!

1-й  а ф и н я н и н (председательствующий как один из пятидесяти пританов, сидящих на трибуне). Голосуем за  предложение Ферамена: стратегам выступить в поход завтра!

Собравшиеся на площади в большинстве поднимают руки в знак одобрения.

1-й  а ф и н я н и н. Решение принято!

              Алкивиад в окружении своих сторонников.

П о л и т и о н. Алкивиад! Ты мог бы настоять на своем, если бы сослался на войско.

А л к и в и а д. Нет, в тираны я не стремлюсь, сам слишком люблю свободу.

Т е о д о р. А как же нам быть, если судебным разбирательством займутся в твое отсутствие?

А л к и в и а д. Друзья, вам лучше будет скрыться. Впрочем, все теперь зависит, как пойдут дела на войне.

П о л и т и о н. Ты уж постарайся, иначе очень скоро нас оплачут, как Адониса.

Женщины, смеясь, несут покрывало с изображением выноса тела усопшего; мужчины стараются не обращать на них внимания.

Сцена 3

У Царского портика (зала суда). На ступенях афиняне кучками сидят или стоят; выходит Ферамен, к нему подходит Критий.

                 К р и т и йЧто нового, дружище?

                 Ф е р а м е н                                              А? Будь весел!Я подсадил Тимея к АндокидуУговорить признать свою вину,Назвав своих рабов, еще немногих,Кто с ним прошелся ночью злополучнойИ нас не видел, - с тем ему прощеньеСобранье вынесет постановленьем,Что принято уже, и Андокид,Назвав сообщников, спас жизнь свою.

                  К р и т и йА жизни тех?

                Ф е р а м е н                        Кого нашли, казнили;Но из друзей - все скрылись за границу.

                  К р и т и йДа ты всерьез политикой занялся!

                Ф е р а м е нПокончив с осквернителями герм,Народ призвал: к суду АлкивиадаТеперь же и привлечь, - поскольку слухиОб играх в таинства вдруг подтвердились.Уж арестованы ПолитионИ Теодор, и послана триераВ Сицилию за ним, Алкивиадом,С приказом без насилья привезти,Чтоб избежать волненья среди войска.

                  К р и т и йЗдесь пред судом предстанет беззащитенСтратег, а там афинский флот и войско,Как обезглавленное воинство,Что б ни предприняли, - добра не будет!

                Ф е р а м е нКто все затеял, пусть несет ответ.

                  К р и т и йДа он же не глупец, чтобы вернуться -С угрозой жизни здесь лишиться зря,За игры в таинства любви и смерти.

                Ф е р а м е нСкорее бунт поднять он может в войске,Сицилией к тому же завладев,Чтобы затем тираном к нам явиться.

                  К р и т и йТы поступил бы так? Алкивиад -Он демократ по вольности натуры,Он любит справедливость, как Сократ.Боюсь, он явится из благородства,А чернь, припомнив все его бесчинстваИз нашей юности, казнит его,Как льва, которому уж тесно в клетке.

               Ф е р а м е нФессал составил жалобу почище,Чем первую об оскверненьи герм.Могу сказать.

                 К р и т и й                          Я слушаю тебя.

Ф е р а м е н. Примерно так: "Фессал, сын Кимона, обвиняет Алкивиада, сына Клиния, в оскорблении двух богинь, Деметры и Коры, путем подражания мистериям, которые он показывал у себя в доме своим товарищам, надевая длинное платье, подобное тому, какое носит иерофант, соверщающий таинства, и называя себя иерофантом, Политиона - жрецом-факелоносцем, Теодора - глашатаем, других же друзей - мистами и эпоптами, чем нарушил законы и правила, установленные эвмолпидами, кериками и жрецами элевсинских мистерий".